«Степка-прохвост печалился, что огурчики нынче не удались, корявые да с пятнами. Нет настоящего огурца, да и шабаш! Ему доставалось в семейке Головлевых больше всех. Спустил именьице – и стал изгоем для родной матери. Суровая жизнь истрепала молодца, когда-то он был в университете, теперь нет и сорока ему, а выглядит дряхлым. От частого употребления водки Степка совсем никакой.
Как всегда, пьяный едет к маменьке, жуя в «дележане» колбасу, твердую, как камень, соленую, как сама соль.
– Белорыбицы бы теперь хорошо… – говорит он. – Ничего, и колбасы поедим. Походом шли – не то едали. Вот папенька рассказывал: англичанин с англичанином об заклад побился, что дохлую кошку съест – и съел!.. Только тошнило его после! Ромом вылечился. Две бутылки залпом выпил – как рукой сняло.
А то еще один англичанин об заклад бился, что целый год одним сахаром питаться будет, и двух суток до году не дожил – околел! Маменька Степана почти не кормила, и тот, голодая, все время шарил на кухне или в людской. Иногда садился у окна и облагал данью проезжих: кого яйцом, кого ватрушкой.
На кухне прощелыга узнавал, что к обеду подают щи из свежей капусты, полоток соленый (то бишь половинку соленой, копченой или вяленой птицы), котлеточки, баранину, бекасиков да малиновый пирог со сливками. «Пирога, я полагаю, мне тоже не дадут», – думал Степан.
А тут и братец Иудушка – Порфирий Владимирович гундосил, кровопивец:
– А кто виноват, что именьице-то ты спустил? Вот кабы ты повел себя скромненько да ладненько, ел бы ты и говядинку и телятинку, а не так и соусцу бы приказал.»
М.Е. Салтыков-Щедрин «Господа Головлевы»
